Описывается ракурс места действия и глазами убийцы: «В проем ведущей на террасу двери она увидела… женщину»3 курсив мой. На эту мысль на- талкивает рубинскую героиню случайно услышанный другой разговор — подростков: «…это такой материал, из натураль- ных клеток, что выращиваются в пробирках, мне папа объяс- нял, — из области высоких биотехнологий, — за ним вообще будущее! Очерки по истории бухарских евреев и других еврейских общин Востока. В рассказе «Помпа» со- временного узбекского автора Сафара Каттабаева герой от безвыходности, житейской глупости становится заложником юридического крючкотворства: попадает в заключение, сна- чала как будто на короткий срок, потом его вина растет как снежный ком — срок увеличивается. Новая реальность, превратившая террор в повседневность, поменяла свою «биологическую» структуру. Официальная делегация изра- ильтян — «генералы, важные чины» — удивляет людей, мен- тальность которых сопрягает начальство с определенным стилем — строгим, деловым: «Вчера опять какая-то группа ваших военных в штатском приезжала. Бошки амасия. Большая, длинная такая квартира. Однако в контексте сюжетной линии Зямы, уходящей в метапространство Иерусалима, в мир, где возможна встре- ча с Мессией и долгожданное обретение дома, где случается некая эманация — убывание бытия и возвращение к исто- кам, намек на зооморфизацию «перехода» видится в названии ресторана «Годовалая сука», читай «собака». Бошки амасия. В книге исследуется творчество писателя Дины Руби- ной, ныне проживающей в Израиле, но по-прежнему из- дающейся в России, так как ее читатель — это прежде все- го русскоязычный читатель, проживающий ныне везде, по всему миру. И выплывет ли? С одной стороны, рубинская проза — «продукт», проекция, сублимация геополитических перипетий советской истории, с другой, более масштабной, — отражение мировой парадигмы современности: вхождение в «глобальную деревню», повлиявшую не только на мировую экономику, политику, но и на индивидуальное твор- чество — «…при нынешнем-то коловращении языков и рас…»2. Первые впечат- ления от Израиля записаны израильскими фольклористами: «…первое впечатление… как будто я попал в какую-то большую квартиру, чистую, где воздух приятный.
Традиционно дом в литературе являясь образом, мотивом, концептом имеет как реальные, так и символические черты, они воплощаются в диапазоне от созидания дома до его разрушения. Основное содержание — выявление родства характера автора и «характера» города, а также авторского отношения к образу города как важнейшему элементу в раскрытии замысла произведения. В контексте интерпретации топонима «Годовалая сука» эти комментарии, хоть и отдаленно, все же имеют семантическую привязку: именно в пространстве с названием «Годовалая сука», в пространстве хозяина-курда, происходит кровавая драма. А потому ее проза имеет планетарный характер. Они, подобно евреям, полагаются на мир, покой и добрую волю»3. Почему автор упоминает название песни? О работе с предполагаемыми репатриантами «той» эмиграции6 рассказчик в «Синдикате» говорит прецедент- ным текстом евангельской стилистики — как о ловле рыбы: «… обрабатывали пойманных в сети рыб по высшему разряду…»7; «…евреи перли в свой Израиль колоннами, армиями, как ново- бранцы на призыв, — знай только подавай транспорт.
Arina Bedrina. Рубинский «мир старины» — это и ушедшая культурная эпо- ха, связанная с конкретным локусом — городом Ташкентом. Видимо, они и должны были дать ответ на вопрос — как изменить жизнь? С другой сто- роны — спутник героини, ее муж Борис, — именно тот самый взошедший не чета звонящим в Синдикат , неофит, в которых так нуждается земля Израиля. А в метатексте литературного пространства он оказывается символической фигурой, примирившей столь враж- дебные в культурной повседневности ментальности — иудейскую и мусульманскую. Это наши дети, наши мальчики. Это действи- тельно еврейский, но анти-дом — с перевернутым смыслом, таким, каким наполнила его история: кровавым, жестоким, пещерным. Собственно, ничего позитивного в пространстве романа Клещатик не совершает, разве что организует круиз по вос- хождению евреев на историческую родину, воссозданный автором по законам карнавала. Го- луби даже не отгоняют воробьев, которые крадут у них пищу.
Фиалко- вой вспоминают как чудо внезапно всплывший в памяти и востребован- ный в Израиле идиш [Еленевская II, —]. Между этими столь далекими друг от друга во времени и про- странстве текстами существует некая метафизическая связь, «матери- ализовавшаяся» в такой знаковой художественной детали, как зубы «Раскаявшийся» Зин- «Синдикат» Рубиной «Воскресение» Толстого гера « Но народ его продолжал грешить — поклоняться идо- лам. Первые впечат- ления от Израиля записаны израильскими фольклористами: «…первое впечатление… как будто я попал в какую-то большую квартиру, чистую, где воздух приятный. Часто он имеет зооморфный облик, сближаясь с об- разами враждебных существ4. Они тоже бывают разные. И такова же архетипическая интенция возгла- са несчастной матери, потерявшей свое дитя: «Но… тело?!.. И точно. Главный персонаж фильма Феллини — журналист Орлан- до — всевидящее око: записывает, наблюдает, фотографирует пассажиров лайнера, порочных и эгоистичных, тщеславных и лицемерных, — но все же наивных, доверчивых, отзывчивых. Вдали слезились два тающих огонька. Слава Богу, я дожил до того времени, ког- да евреи все же обрели собственный дом1. Сарказм Льва Толстого по поводу религиозных ритуалов и ритуального лицемерия совпадает с иронией Зингера и Рубиной: 1 Рубина д: Remember me on this computer. Парафразом темы прапамяти — об этнических корнях и исторических скитаниях своего народа — звучит фрагмент из «Яблок…»: героиня в дреме слышит из эфира испанскую речь и понимает ее, хотя прежде никогда не знала испанский язык: «…я поняла только, что во всех людях живет ощущение предъ- языка и в гипнотическом или полугипнотическом состоянии наш мозг может вытворять черт знает что…»1. В сю- жете романа Рубиной он — неопознанный субъект, «странный тип»3, ничего не требующий, апокалиптически предсказыва- ющий, он «горестно сообщал о жертвах новых терактов, об- личал безобразия в самых разных областях жизни Израиля и России, размышлял над истоками нынешних бед нашего народа и даже пророчествовал, цитируя священные тексты»4. Report content on this page. Но есть фрагменты в романе, исполненные восхищения христианским священником Сергеем Коноплянниковым, который оказался выше амбиций рав- винов: «А я, вы знаете, дорогая сестра, сегодня намерен покаяться перед еврейским народом. В российском рекламном дискурсе этот рубинский фрагмент тождествен ролику о прохладительном напитке с участием певицы Чиче- риной. От встречи к встрече она торгуется с продавцом, желая сбавить непомерно высокую цену — старик не уступает, мотивируя дороговизну шляпы ручной работой. В литературе он дает очень много возможностей для свободного выражения мысли, неожиданных поворотов сюжета и, главное, — дает возможность наце- пить маску» [Рубина в: ].
Синдром голубки. Синева неба под молитвенный гул казалась гуще. Один из сборников рассказов Дины Рубиной носит харак- терное название — «Дом за зеленой калиткой»3. В «Зогаре» говорится о силах зла, посылающих пса для пожира- ния жертвоприношения. Он собирался, восстанавливался, восставал из выцветших картинок моей безалаберной памяти, как восста- нут в будущем мертвые из маленькой, но нетленной косточки»4. Но тем не менее. Деталью отбива- ется своеобразный ритм, укладывающийся в узор — рожден- ный микросюжет. Несмотря на боль утраты случайного, почти незнакомого человека, все «здесь было, как три года назад…»5, и останется Иерусалим, который «Тита пережил, римский плуг, арабских коз…», героиня все-таки покупает шляпу у его жены, запла- тив «по счетам», — так, как просил того старик, — в память о нем, оплакивая его, их случайную, но знаковую встречу. Историко-культурная мифологема о потерянных израиле- вых коленах активно использована в «комиксах» «Синдиката». Рувим, как и Ной, в мифоло- гическом контексте фигура неоднозначная, противоречивая. Возможно, потому что эта звучащая мелодия поставила точку в решении Росса — вернуться домой, в Гер- манию. Мы питаем свои души той же грязью, что и они. Комитет по языку уже нашел в иврите названия для всех этих тряпок. Лишь один индеец Ваикаура приютил страдальца, залечил его раны, даже не препятствовал тому, чтобы выздоровевший Венера овладел его дочерью- девушкой. Интенция замысла романа «Синдикат» совпадает с Божествен- ными заповедями, не в их ритуальной семантике, а в этических и социальных предписаниях.
Michael Nosonovsky. Склон «Масличной горы, неровно заросший Гефсиманским садом»3, напоминает героине бок овна, того самого, которого библейский Авраам принес в жертву Богу взамен сына Исаака. Дед Зямы «Вот идет Мессия! Запах яблок — символ дома, но ушедшего, былого, дедов- ского с дедом связаны воспоминания о былом доме и у Зямы, героини романа «Вот идет Мессия! Сие говорил он, чтобы из- бавить его от рук их и возвратить его к отцу его. В «Зогаре» есть тожде- ственная рубинской ситуация: «Сказали ему: — Кто ты? Ибо ты взошел на ложе отца твоего; ты осквернил постель мою, взошел»3.
Анекдоты той поры: «— Почему князь Владимир принял христианство, а не иудаизм? В еврейском литературном контексте послания рубинского Azaria по своему пафосу наиболее совпадают с «Раскаявшимся» И. О работе с предполагаемыми репатриантами «той» эмиграции6 рассказчик в «Синдикате» говорит прецедент- ным текстом евангельской стилистики — как о ловле рыбы: «… обрабатывали пойманных в сети рыб по высшему разряду…»7; «…евреи перли в свой Израиль колоннами, армиями, как ново- бранцы на призыв, — знай только подавай транспорт. Единственно, что стым полосканьем, потом и не хочу, и не стрем- всегда смущало в разго- стал со всех сторон мыться люсь кого-то прель- воре с ним, — явная не- и вытираться разными поло- стить. Преследования Эсава в русскоязычной транс- крипции — Исава боялся Иаков, купивший «первородство» у брата и вынужденный покинуть отчий дом, скитаться. Она изгнала меня за пять веков до моего рождения»5. Своих обретенных новых-старых соотече- ственников героиня романа «Синдикат» узнает по особен- ному взгляду, в котором присутствует «домашняя размяг- ченность», пришедшая взамен напряженности и загнанно- сти в стране исхода2. Дай деньгу! Он собирался, восстанавливался, восставал из выцветших картинок моей безалаберной памяти, как восста- нут в будущем мертвые из маленькой, но нетленной косточки»4.
Возможно, Azaria — это сам автор, материализация его кредо, его морально-нравственной пози- ции? Второе — вирту- ально присутствующим посредством интернет-сети проро- ком Azaria — персонификация морально-этической интенции романа. В этой повести сконцентрирована та география поиска дома, которая рассеяна по всей прозе писателя. Склон Масличной горы, увиденный героиней в образе овна, — это ментефакт: люди, чувства к ним, воспоминания о прошлом, Ташкент и Москва — все, что принесено в жертву во имя обретения дома. В метафорах «клещ», «спрут», которые сопровождают об- раз, — семантизация фамилии Клещатик, несущая негатив- ную коннотацию: «Он знал по опыту, что купить можно всех»2. Сие говорил он, чтобы из- бавить его от рук их и возвратить его к отцу его. Голубь из заглавия предлагаемой книги символизирует перипе- тии героев прозы Дины Рубиной, от текста к тексту находящихся на пути к Дому, как в прямом, так и в переносном смысле — оты- скивающих вешки дороги к роду: по старой фотографии, семейно- му преданию, почерневшей от времени какой-нибудь безделушке. Феллини «И корабль плывет…»5 , восходящим, в свою очередь, к более древнему архетипу — Но- еву ковчегу: «А корабль плывет!!! Основным мотивом романа-комикса «Синдикат» является восхождение.
Дом-мечта звался мамой «звучно и возвышенно» — кооператив. Важно, что можно собрать в горсть песок или камушки и почувствовать, прочитать по ним о тысячелетнем прошлом предков, о доме: как говорит в рассказе «А не здесь вы не можете не ходить» один из персонажей — Ариэль Шарон: «Маленький страна… Но это наша страна5»6. Финал романа Л. В зависимости от обстоятельств»6. Авторы древнееврейской письменности — их принято на- зывать собирательным именем «хазаль» — аббревиатура, име- ющая на иврите смысл: «Наши мудрецы, пусть будет благо- словенна их память», или «мудрецы Талмуда», — оставили еврейской культуре, народу тексты, значимость которых не стирается временем2. Но этот наследник старого еврейства речь идет о старом ребе — «старомодном еврее», который не пытался «наставлять на путь истинный весь мир или даже сынов Израиля». Такое подробное описание диспозиции будущей драмы оправдано метасмыслом мизанс- цены. Личности и биографии реальных мудрецов, имена которых сохранены Агадой, Устной Торой, письменным па- мятником «Зогар», мифологизированы — многие мудрецы разных поколений носили одинаковые имена.
И это вовсе не национальная черта, и не общечеловеческая, точнее — античеловеческая. От себя убежать трудно»5. Об Израиле: «Вот что мучит меня, от чего я никогда не могу отвя- заться: я представляю себе дальнейшую жизнь тех, кто вы- жил, — всех этих моих ночных попутчиков до рассвета… этих счастливчиков, о которых никто и не говорит, о которых впо- следствии не вспоминают, поскольку поспевают новые жерт- вы; тех, кого политики, журналисты, дипломаты вообще не принимают во внимание, — я представляю себе дальнейшую долгую жизнь этих везунков, до конца обреченных на косты- 1 Из интервью Дины Рубиной, данного Ю. Вот они с матерью — в комбинезонах, со шлемами в руках — шагают к нему через поле. Если я сейчас не выпью стакан воды, я взорвусь! И к каким — к тем, кто занят агитацией, выполняя спущен- ный «главным синдикатом» план, или к тем, кто пускается в «дальнее плавание», чтобы урвать то, что им якобы причита- ется? Возможно, Azaria — это сам автор, материализация его кредо, его морально-нравственной пози- ции? Имя пса — Баладан, то есть нечеловек 2. То же в романе Рубиной: «кли- енты» Синдиката, сами синдики — соотечественники геро- ини — клоуны, фигляры, пересмешники, осмеянные и лю- бимые ею.
К сожалению, текст во время загрузки трансформировался, извините и имейте в виду. У каждого народа свой дом, любовь к которому вне житейской логики. Яблоки из сада Шлиц- бутера напомнили героине о Каштанке, и она ощутила себя заблудившейся, стоящей на пороге поиска дома. На сей счет выучка у меня железная»1. И только, может быть, догадыва- лась, что это сокровенное чувство со-крови человеку навязать невозможно. Нет сил ни заработать, ни жить на свете. Сюжетные линии героинь Зямы и писательницы N. Шмитта, а также еврейского фольклора, как классического, так и современного. За старыми вещами — трагедии, так как редко кто вы- 1 Рубина а: Я сидел рядом с книжным магазином и время от времени поглядывал на его витрины.
| мефедрон брянск | купить закладки героин в канаш | Бошки амасия |
|---|---|---|
| 23-6-2010 | 5883 | 6396 |
| 4-2-2009 | 2349 | 7848 |
| 17-8-2019 | 1290 | 5162 |
| 18-10-2007 | 1673 | 7187 |
| 28-12-2011 | 3574 | 3807 |
| 29-9-2017 | 2508 | 9966 |
Великолепны были только два огромных витых ритуальных рога, в которые время от времени трубили два обалдуя, переодетые пастухами. Карнавальная феллиниевская эстетика становится чертой поэтики прозы Рубиной: «…Бог мой, почему все это мне хочется вспоминать под музыку, вроде музыки Нино Рота 1 Рубина д: Большие иешивы, загребущие руки свои по локоть в го- просторные классы, хорошая еда, сударственную казну и беспрестанно экзамены — все это одна видимость. Так что рубинский текст, позиционируемый как русская литература, «работает» 1 Рубина б: В этой главе собран фольклор Города: нарративы, анекдоты, песни, прецедентные тексты, фольклорные топонимы. Кальяо Перу до островов Туамоту; хранится в музее в Осло. Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки. У Дины Рубиной устойчивое отношение к проси- телям как к посланцам: в рассказе «Терновник», еще советской поры, есть микросюжет, где герой — мальчик — с матерью всегда наделяют нищего просителя двугривенным. Нацисты не с Марса прилете- ли, и они не изнасиловали Германию»5. В дождь, в жару.
От встречи к встрече она торгуется с продавцом, желая сбавить непомерно высокую цену — старик не уступает, мотивируя дороговизну шляпы ручной работой. Ситуация повторяется в рассказе «Белый 1 Рубина д: В парадигму рубинского европейского текста вписывается и «французский текст». Потом долго они приходили в себя, — учились выживать, как-то справляться с бесконечной тоской… Однажды несколько ребят нашли себе девочек и при- гласили в кино. Феллиниевский сюжет-притча — мета- фора к роману Рубиной: как нет дела всем, отправившимся хоронить прах великой певицы, до самой певицы в фильме Феллини , так и бесконечные звонящие в Синдикат, желаю- щие взойти, далеки от сакральной семантики восхождения. Убирайся с моего тела! To learn more, view our Privacy Policy. Фанатизм, ритуальный кретинизм чужд героине и автору — она негодует или уважает людей вне их связи с различными куль- тами. Все ее жители относились к стране как к своей квартире, и так одевались, и так жили, не снимая 1 Подобный мотив М. В спину»3. Он считался вы- сокоцивилизованным.
Для того 1 Тресиддер — Пафос мотива восхождения в пространстве мировой еврейской литературы совпадает с пафосом раскаяния. Уж в чем, в чем, а в сло- вах у современного человека не бывает недостатка. И радостное вздраги- вание души, захлестнутое дыхание, спазм в горле, слезы на глазах — были ей такой наградой за все безумие отъезда…»2. Для убийцы, беременной арабской девушки, единственный способ спасти свою честь — убить еврея и в тюрьме избавиться от ребенка. Эта роль, по мнению самой Рубиной, имеет национальные истоки: «Было и есть умение ощутить чужую шкуру на плечах, окунуть лицо в чужие обстоятельства, прикинуть на себя чужую шмотку. Путь к спасению, воскресению Толстой видит в самосовершен- ствовании, в отказе от земных благ, в предпочтении всего духовного всему материальному и чувственному. Худож- 1 Рубина Синева неба под молитвенный гул казалась гуще. Бошки амасия В рубинском сюжете — читателю предоставлена возможность догадываться: уповать на время, случай. Везде, в любой географической точке, сознание героини работает как семантическая вселенная еврейского народа — с его историей, обидами, потерями. Так же, как и мотив ожидания Мессии, окрашенный в про- зе Рубиной в разные оттенки — от мистических до коми- ческих, — мотив исхода представлен, с одной стороны, как глубинное страдание, извечная память предков в сознании героини-рассказчика «Воскресная месса в Толедо», «Майн пиджак ин вайсе клетка», «Яблоки из сада Шлицбутера» и др. В зависимости от обстоятельств»6. И выплывет ли? В книге исследуется творчество писателя Дины Руби- ной, ныне проживающей в Израиле, но по-прежнему из- дающейся в России, так как ее читатель — это прежде все- го русскоязычный читатель, проживающий ныне везде, по всему миру. В еврейской традиции присутствует особое от- ношение к телу умершего: в похоронных обществах «Хевра кадиша» осторожно и с почтением обращаются с телом, по- стятся 7 адара6 день смерти Моисея , чтобы искупить непо- чтение, которое они случайно могли проявить к телу7. Те, что не утонули, умерли от холода и голода» [Леви-Строс —].
Рубиной» — попыт- ка, отталкиваясь от рубинского повествования о Ташкен- те — городе детства и юности писателя, создать культуроло- гический комментарий к собственно Ташкентскому тексту. Эта фраза представляется парафразом всего рубинского Израильского текста. Кальяо Перу до островов Туамоту; хранится в музее в Осло. Один из сборников рассказов Дины Рубиной носит харак- терное название — «Дом за зеленой калиткой»3. Долгожданный, обретенный дом сродни погружению ска- зочного героя в ирреальный мир волшебного пространства: ге- роиня была «вознаграждена сразу и с лихвой: стала встречать на улицах, в магазинах, транспорте своих умерших родствен- ников1. Click here to sign up. Но это не означает, что террор воспринимается героиней и автором буднично, как обыденный факт повседневности. Лев в иудаизме связан с семантикой смерти и спасения, а значит — с Мессией2. Ташкентский поиск дома обытовлен ожиданием двухкомнатной квартиры. Ты будешь жить с ним бок о бок тысячи лет, его земля век за веком будет заглатывать все новых твоих покойников, а он все равно уважать тебя будет за то, что ты не претендуешь стать для него своей»2. Она изгнала меня за пять веков до моего рождения»5. Report content on this page.
Рекомендуем к прочтению